Глава 11
Паспорт М
начало
читать дальшеКакой неудачный год. Когда тщательно замазанные штукатуркой врождённые трещины души снова открываются кому ни попадя в самый неподходящий момент, а это равно как если в ответственном споре у тебя внезапно лопается под одеждой бретель бюстгальтера, оппонент озадаченно молкнет, а потом весь мир подкидывает тебе адреса бельевых магазинов.
Отреставрированное платье из плотного синтетического трикотажа не удалось выдать за "винтажное" – ученики, в отличие от неё, знали неуловимую разницу между "винтажем" и старьём. Хуже того, они связали истинную эпоху платья с новой причёской училки. Преподаватели не касались этой темы, но ничего не стоило представить их сдержанные смешки за спиной.
Давно ли радовалась, что в школьном коллективе работает мало мужчин, потому что, очевидно, будешь стесняться их всю жизнь? Но школа в принципе неуютное место. И между двух огней - коллег и учеников - ты. Не своя среди доброжелательных элегантных молоденьких учительниц, которые тут не прозябают в ожидании неизвестно чего, а работают в полную силу, невольно вгоняя в тот изначальный стыд, и, конечно, предмет глумления для этих непостижимых хтонических тварей, которыми оборачиваются к старшим классам цветочки жизни, наивные любопытные мальчуганы и робкие девчушки.
Эта жизнь двойных, нет, тройных стандартов, это заведомо прописанное к тебе неуважение.
Всё только ради Марфы. У неё другой матери не будет кроме тебя, недоразумения.
Поход с дочкой в парикмахерскую и в обувной (предыдущие сапоги вкупе с древним платьем — чересчур даже для неё) оказался разорительнее, чем рассчитывала. Давно не посещая эти магазины, не посмела отказаться от почти выбранных сапог (от неловкости перед консультанткой, слишком похожей на молодых школьных коллег). Да и дочь оставить в старом, пусть и крепком, когда уже пообещала, нехорошо. Хорошо хоть не брякнула, что обувь эта будет считаться подарком на день рождения.
Неудачи, затруднения.
Теперь дежурство это, спешно введённое, унизительное, ироническое, так как на самом деле придумано для наказания тебя, а толку ни на ре от него. У тебя три урока только сегодня, но в школе проторчишь полный день. Так тебе и надо!
Стоять в неразношенных сапогах просто пытка.
Сегодня имела беседу с завучем и директором, сначала с ними двумя, а потом в присутствии некоторых учителей. Снова их словоблудие и нежелание выслушать тебя. Казалось бы, эта кухня с младых ногтей известна, сама то и дело прикрываешься аналогичными реакциями, особенно с теми, кто младше по стажу. А обида, как грязевой вулкан, каждый раз фонтанирует с одинаковой силой, только всё больше трудов приходится прикладывать, чтобы фонтан заткнуть. И всё равно обязательно получаешь эту вечное, как уныние, сакраментальное – «на сердитых воду возят». Бабушка, мама - теперь за них начальство. Бабушка и мама всегда знали, что она «сердита» и «надута» и априори неправа. И не будет других вариантов.
Не потому ли, сказали ей, именно в её классе столько «неподобающих инцидентов», почему ей заранее было не приложить все усилия и нарастить, укрепить среди вверенных учеников свой педагогический авторитет?! Тогда бы не подрались вчера, от! И тем пакостнее стало, когда Адриана Васисуальевна пыталась взять «недосмотр» на себя, так как она не смогла найти срочно нужные по плану учебные пособия и опоздала на пятнадцать минут на свой урок.
Да как они не понимают, что независимо от усилий… Нет. Они абсолютно правы. Никакущий её авторитет – это то самое, причина всех зол. Они к тому же не знают пока всего, что касается, мягко говоря, оплошностей учительницы.
- Девочки, подойдите сюда! Да, вы обе!
Она отметила, какими опасливо-мелкими шажками подбираются школьницы к ней.
- Какой класс? Седьмой?
- Восьмоой...
- Так, восьмой класс, что это за чудовища у вас на ногах? Кто придумал?
- Да это... просто...
- …мы не знаем, кто изобрёл. Просто такие кеды. Во всей стране... Все их носят...
- Удообные...
"Вот ведь не хватало, чтобы я за удобную обувь учениц ругала... как будто они виноваты, что я сама не сумела выбрать подходящую себе. Надо будет у Марфы спросить, как она, не больно ли ходить..."
- Предположим, - сухо произнесла учительница, - Но вы же не будете утверждать, что ваши дикие шевелюры - это удобно? Вы на себя смотрели? Думаете, это красиво? Это комично и непристойно! А если вши заведутся, вы ещё не сразу и заметите! И других заразите!
Они не нашли, что ответить, стояли, пережидали. Учительница держала паузу, осознавая, что всё бесполезно, мало того, нет у неё никакого права осуждать их причёски, обувь, одежду, занимать этим их перемену.
Маленькие дряни возмущённо зашептались, отойдя едва на три шага, а учительница намётанным глазом выхватила новую жертву и подозвала к себе.
"Ну зачем я это проделываю? Почему мне надо это? Разве не на что больше нервы потратить?"
Но это рефлекс. Сработав один раз, импульс не спешил угаснуть.
Она же их боится, тех, кто едва старше двенадцати. Гораздо больше, чем вышестоящих – там она терпит и держит язык за зубами. Здесь хотела бы спасаться бегством. Нелегко, знаете, за скромные деньги приучать себя жить в клетке с хищниками, которые имеют в виду тобой закусить, когда заскучают. Нервы, нервы с секущимися кончиками, сквозняк на душе - ненависть к себе. Почему это связано, как это связано с благополучием её ребёнка?!
Кеша загодя широко улыбнулся. Он перекусил и был рад жизни. А так как до урока было ещё довольно далеко, делать особо нечего (Наина не пришла, отдыхала после эпохальной вчерашней битвы), он придумал кое-что для учительницы специально. Кеше было интересно, какими словами ржачная М. Ш. предъявит в этот раз. Хотя, в принципе, догадаться несложно, стиль классной известен. Ну вот:
- Как интересно, Ильнокентий. А иголку с ниткой у девочек ты не пробовал попросить? Думаешь, им приятно на тебя такого смотреть?
- Э, да, говорят, да, нормально. Хотим, говорят, на тебя такого именно смотреть. А иголки просить у девочек бесполезно, не отдают, жадины. Сами колоть... хотят.
- Прекрати паясничать. Время ещё есть, зайди в кабинет труда...
- Эээ, технологии или труда?
- ... и тебе зашьёт воротник, не помню, кто там сегодня ведёт.
Юноша извернул длинную шею, якобы проверить, что с воротником не так.
- А, так вы про это?! Понимаете, э...
Она терпеть не могла это вводное слово, обращённое к ней - "понимаете". Оно неизменно означало, что её держат за полную дуру. И, искренне думая, что так и есть, неприкрыто пытаются внушить то, что считают нужным.
- Понимаете, вы, наверное, думаете, что я, эмн, как бы неряха из неблагополучной семьи...
- Вот именно, что ты из нормальной семьи! И не думай, я всё про всех помню, у кого что за душой. Не надо со мной, как со старой совой!
- Ээ-мнэ, короче, Марьйанн Штефанна, драные воротники, или, там, потёртые рукава, или, к примеру, не подшитые снизу футболки — это есть сейчас такая фишка в молодёжной моде, это прикольно, вся страна носит, и, кстати, удобно. Вы наберите в интернете...
"Вот как понять: надо мной смеются, что в старом платье пришла - а вся страна носит драные футболки, одна я этого не знаю. Надо будет у Марфы повыспрашивать: фишки. То есть нет, не надо, а то неровён час и ей захочется так одеваться."
Жертвенная забота о дочери - это грандиозный и давно раскрытый самообман. Настоящая причина того, что она работает в школе, в добротно привитой ещё до рождения вине.
Материнским жестом легонько постучала ученика по лбу:
- Пройдёт время, и ты поймёшь, как должен выглядеть достойный мужчина.
«Это я о чём? Где сама-то видела «достойных мужчин»? Это архаическое выражение тем более не имеет смысла для них. Вон какой пустой взгляд образовался».
"А ведь и старше меня люди на дискотеки ходят. С подростками. Потому что, знаешь ли, современный мир давно позволяет преодолевать рамки традиций, спокойнее относиться к особенностям друг друга, не клеймить, когда кто-то остаётся самим собой или придумывает что-то необычное. Так чего же я кидаюсь на всех и пытаюсь "строить", как древнее чудище, которое только что встало после тысячелетнего сна?"
Удаляясь, Кеша смаковал, как соберёт полкласса и поведает, как отожгла в очередной раз Марьиванна Штефановна, мир её кружевному воротничку.
___________________________________
С детства зарубила она на носу причину, которая толкнула выпускницу пединститута из старинного городка Мамрыдеева Марфу Аверьяновну искать работу в слишком далёком от родины западном регионе Розии, в посёлке Лесные Заводы, основанном на месте горстки деревень и хуторов, в которых до того лет сто почти никто не жил. Юную Марфу не манил морской климат или история древней земли. Будущая бабушка учительницы была ведома Чувством Долга. Впрочем, подобные чувства самостоятельно не нарождаются, но экскурс в историю Розии может затянуться и обернуться оскоминой. Любой при желании может открыть учебник самостоятельно. Если коротко, девушка выбрала один из малоохваченных плацдармов Родины, намереваясь приложить свои способности и энергию к превращению оного в требуемый цветущий сад. Только сама она в том саду прорасти не рассчитывала, поэтому жизнь выдалась больше похожей на зимнюю степь.
Школы на месте не оказалось, рабочие (десятков новых предприятий, что должны были обеспечивать и посёлок, и строящийся тут же город) своих детей тогда ещё с собой массово не привозили. Поэтому педагог сначала стала отличницей производства в ткацком цеху. Да. И однажды на торжественном собрании получила почётную грамоту и премию, которая превзошла все ожидания: преогромный рулон синтетического плотного трикотажа с большими цветами, немаркий, выполненный из стойких к истиранию и линьке волокон. Так что, умея делать всё и тем более шить, она знала, что кроме себя обеспечила одеждой до конца жизни детей и внуков.
А вот и дети: дочь Вилора. Прошло несколько лет, с ними прошли ткацкая фабрика и вечерняя школа, где Марфа Аверьяновна учила девушек-коллег розийской литературе. Теперь она – настоящий учитель, учит детей 9-12 лет, первая открытая в посёлке школа стала ей вторым домом. Кругом ширится и строится. Но на фотоальбом Марфы тех лет смотреть жалко: вот плохо напечатанный, да ещё как-то кривофигурно обрезанный снимок, где Вилора представлена свежевыпущенным из роддома свёртком, и вот она же лет четырёх, на коленях у мамы, с точно таким, как у неё, замкнуто-строгим лицом. Между этими фотографиями сантиметр вырванных листов. И далее только положенные официальные и групповые снимки, иногда из фотоателье.
Можно предположить, что Марфа использовала единственный выпавший в жизни шанс, чтобы обрести радость материнства и отец ребёнка даже не узнает о нём никогда – видно, что она не особенно красива, даже если сделать скидку на безграмотные фотографии. Но как вы могли подумать такое? Дитя рождено в законном браке и названо в честь отца.
Интеллигентность, добросовестность и хозяйственность Марфы приглянулись будущему мужу; о свадьбе есть заметка в газете… но вот едва пара лет, и Вилор переметнулся к развесёлой, неряшливой ткачихе-станочнице, самой худшей Марфиной бывшей ученице в вечёрке. Вдвоём они и укатили из нудного места с убогим бытом. Марфа ни разу не всплакнула на людях, никогда за пределами дома не посетовала на «козлиную» сущность мужского племени. Но ненависть выжгла остаток её жизни. Он предал не просто какую-то женщину в её лице, пусть даже и мать ребёнка. Он предал её идеалы и принципы. Захотел лёгкости бытия. Позарился на кудри белокурые. И все мужики его поддержали: ткачиха меньше напрягала, больше расслабляла. Женщины брали на вооружение её методы.
Значит, доченька Вилора, как отрастут немного мозги, начнёт подражать таким взрослым и ими воспитанными ровесницам. Надо предотвратить, пока есть время! Скромность! Дисциплина! Ответственность! Трудолюбие! Преемственность!
Их так и звали – Большая учительница и Маленькая. Вилора хвостиком шла за матерью, неся такую же стопку тетрадок для проверки. После того, как оценки детишкам были выставлены, проверка ждала её саму – стояла перед мамой, сидящей на стуле, и чётким, внятным голосом пересказывала задания, освещала школьные происшествия, а также свои поступки и мысли.
Этот ритуал сохранился и много лет спустя после того, как школу и даже институт она окончила: молодая учительница в платье из неистираемого и невыгораемого синтетического трикотажа стояла подле пожилой, заслуженной, в таком же платье с цветами, и отчитывалась в том, что не хочет быть похожей на своего отца и его пассию. Которую в глаза не видела, но наверняка понахваталась общественного её одобрения. Пожилая морщилась от раздражения, и к тридцати годам приискала дочери мужа.
Который с воплем сбежал примерно в ожидаемые сроки.
А на маленькую девочку, похожую на младшую из трёх матрёшек, обрушилась бремя под названием «дочь и внучка педагога» (должна быть примером!). Семья была – бабушка и мама. И девочка вела себя очень прилично.
Конечно, система клонирования в нестерильных условиях не могла не дать сбой. Величайшей дерзостью в жизни Вилоры Вилоровны было самостоятельно придумать дочке имя. Величайшая дерзость этой дочки, которая тридцать три года спустя стояла, переминаясь в неудобных новых сапогах в коридоре на перемене, дежуря во избежание агрессии и экспрессии учащихся, согласно решению педагогического совета… самое смелое, что сделала она в жизни – в двадцать лет без спроса вышла замуж за первого, кто, наполовину в шутку, позвал. Чётко понимая, что со всеми своими комплексами в противном случае обязана остаться одна.
Что вышло из этого, вспоминать невозможно. Марфа-младшая не успела испытать утроенной преподавательской тяжести. А её мама не сомневалась в вопросе, кто же свёл двух старших женщин в могилу. Она сама. Только она, лживая, со своим вторым дном, которое многие годы скрывала от них, усердно стараясь казаться той самой лучшей ученицей, чтобы не бросить на них порицающую тень.
окончание
Паспорт М
начало
читать дальшеКакой неудачный год. Когда тщательно замазанные штукатуркой врождённые трещины души снова открываются кому ни попадя в самый неподходящий момент, а это равно как если в ответственном споре у тебя внезапно лопается под одеждой бретель бюстгальтера, оппонент озадаченно молкнет, а потом весь мир подкидывает тебе адреса бельевых магазинов.
Отреставрированное платье из плотного синтетического трикотажа не удалось выдать за "винтажное" – ученики, в отличие от неё, знали неуловимую разницу между "винтажем" и старьём. Хуже того, они связали истинную эпоху платья с новой причёской училки. Преподаватели не касались этой темы, но ничего не стоило представить их сдержанные смешки за спиной.
Давно ли радовалась, что в школьном коллективе работает мало мужчин, потому что, очевидно, будешь стесняться их всю жизнь? Но школа в принципе неуютное место. И между двух огней - коллег и учеников - ты. Не своя среди доброжелательных элегантных молоденьких учительниц, которые тут не прозябают в ожидании неизвестно чего, а работают в полную силу, невольно вгоняя в тот изначальный стыд, и, конечно, предмет глумления для этих непостижимых хтонических тварей, которыми оборачиваются к старшим классам цветочки жизни, наивные любопытные мальчуганы и робкие девчушки.
Эта жизнь двойных, нет, тройных стандартов, это заведомо прописанное к тебе неуважение.
Всё только ради Марфы. У неё другой матери не будет кроме тебя, недоразумения.
Поход с дочкой в парикмахерскую и в обувной (предыдущие сапоги вкупе с древним платьем — чересчур даже для неё) оказался разорительнее, чем рассчитывала. Давно не посещая эти магазины, не посмела отказаться от почти выбранных сапог (от неловкости перед консультанткой, слишком похожей на молодых школьных коллег). Да и дочь оставить в старом, пусть и крепком, когда уже пообещала, нехорошо. Хорошо хоть не брякнула, что обувь эта будет считаться подарком на день рождения.
Неудачи, затруднения.
Теперь дежурство это, спешно введённое, унизительное, ироническое, так как на самом деле придумано для наказания тебя, а толку ни на ре от него. У тебя три урока только сегодня, но в школе проторчишь полный день. Так тебе и надо!
Стоять в неразношенных сапогах просто пытка.
Сегодня имела беседу с завучем и директором, сначала с ними двумя, а потом в присутствии некоторых учителей. Снова их словоблудие и нежелание выслушать тебя. Казалось бы, эта кухня с младых ногтей известна, сама то и дело прикрываешься аналогичными реакциями, особенно с теми, кто младше по стажу. А обида, как грязевой вулкан, каждый раз фонтанирует с одинаковой силой, только всё больше трудов приходится прикладывать, чтобы фонтан заткнуть. И всё равно обязательно получаешь эту вечное, как уныние, сакраментальное – «на сердитых воду возят». Бабушка, мама - теперь за них начальство. Бабушка и мама всегда знали, что она «сердита» и «надута» и априори неправа. И не будет других вариантов.
Не потому ли, сказали ей, именно в её классе столько «неподобающих инцидентов», почему ей заранее было не приложить все усилия и нарастить, укрепить среди вверенных учеников свой педагогический авторитет?! Тогда бы не подрались вчера, от! И тем пакостнее стало, когда Адриана Васисуальевна пыталась взять «недосмотр» на себя, так как она не смогла найти срочно нужные по плану учебные пособия и опоздала на пятнадцать минут на свой урок.
Да как они не понимают, что независимо от усилий… Нет. Они абсолютно правы. Никакущий её авторитет – это то самое, причина всех зол. Они к тому же не знают пока всего, что касается, мягко говоря, оплошностей учительницы.
- Девочки, подойдите сюда! Да, вы обе!
Она отметила, какими опасливо-мелкими шажками подбираются школьницы к ней.
- Какой класс? Седьмой?
- Восьмоой...
- Так, восьмой класс, что это за чудовища у вас на ногах? Кто придумал?
- Да это... просто...
- …мы не знаем, кто изобрёл. Просто такие кеды. Во всей стране... Все их носят...
- Удообные...
"Вот ведь не хватало, чтобы я за удобную обувь учениц ругала... как будто они виноваты, что я сама не сумела выбрать подходящую себе. Надо будет у Марфы спросить, как она, не больно ли ходить..."
- Предположим, - сухо произнесла учительница, - Но вы же не будете утверждать, что ваши дикие шевелюры - это удобно? Вы на себя смотрели? Думаете, это красиво? Это комично и непристойно! А если вши заведутся, вы ещё не сразу и заметите! И других заразите!
Они не нашли, что ответить, стояли, пережидали. Учительница держала паузу, осознавая, что всё бесполезно, мало того, нет у неё никакого права осуждать их причёски, обувь, одежду, занимать этим их перемену.
Маленькие дряни возмущённо зашептались, отойдя едва на три шага, а учительница намётанным глазом выхватила новую жертву и подозвала к себе.
"Ну зачем я это проделываю? Почему мне надо это? Разве не на что больше нервы потратить?"
Но это рефлекс. Сработав один раз, импульс не спешил угаснуть.
Она же их боится, тех, кто едва старше двенадцати. Гораздо больше, чем вышестоящих – там она терпит и держит язык за зубами. Здесь хотела бы спасаться бегством. Нелегко, знаете, за скромные деньги приучать себя жить в клетке с хищниками, которые имеют в виду тобой закусить, когда заскучают. Нервы, нервы с секущимися кончиками, сквозняк на душе - ненависть к себе. Почему это связано, как это связано с благополучием её ребёнка?!
Кеша загодя широко улыбнулся. Он перекусил и был рад жизни. А так как до урока было ещё довольно далеко, делать особо нечего (Наина не пришла, отдыхала после эпохальной вчерашней битвы), он придумал кое-что для учительницы специально. Кеше было интересно, какими словами ржачная М. Ш. предъявит в этот раз. Хотя, в принципе, догадаться несложно, стиль классной известен. Ну вот:
- Как интересно, Ильнокентий. А иголку с ниткой у девочек ты не пробовал попросить? Думаешь, им приятно на тебя такого смотреть?
- Э, да, говорят, да, нормально. Хотим, говорят, на тебя такого именно смотреть. А иголки просить у девочек бесполезно, не отдают, жадины. Сами колоть... хотят.
- Прекрати паясничать. Время ещё есть, зайди в кабинет труда...
- Эээ, технологии или труда?
- ... и тебе зашьёт воротник, не помню, кто там сегодня ведёт.
Юноша извернул длинную шею, якобы проверить, что с воротником не так.
- А, так вы про это?! Понимаете, э...
Она терпеть не могла это вводное слово, обращённое к ней - "понимаете". Оно неизменно означало, что её держат за полную дуру. И, искренне думая, что так и есть, неприкрыто пытаются внушить то, что считают нужным.
- Понимаете, вы, наверное, думаете, что я, эмн, как бы неряха из неблагополучной семьи...
- Вот именно, что ты из нормальной семьи! И не думай, я всё про всех помню, у кого что за душой. Не надо со мной, как со старой совой!
- Ээ-мнэ, короче, Марьйанн Штефанна, драные воротники, или, там, потёртые рукава, или, к примеру, не подшитые снизу футболки — это есть сейчас такая фишка в молодёжной моде, это прикольно, вся страна носит, и, кстати, удобно. Вы наберите в интернете...
"Вот как понять: надо мной смеются, что в старом платье пришла - а вся страна носит драные футболки, одна я этого не знаю. Надо будет у Марфы повыспрашивать: фишки. То есть нет, не надо, а то неровён час и ей захочется так одеваться."
Жертвенная забота о дочери - это грандиозный и давно раскрытый самообман. Настоящая причина того, что она работает в школе, в добротно привитой ещё до рождения вине.
Материнским жестом легонько постучала ученика по лбу:
- Пройдёт время, и ты поймёшь, как должен выглядеть достойный мужчина.
«Это я о чём? Где сама-то видела «достойных мужчин»? Это архаическое выражение тем более не имеет смысла для них. Вон какой пустой взгляд образовался».
"А ведь и старше меня люди на дискотеки ходят. С подростками. Потому что, знаешь ли, современный мир давно позволяет преодолевать рамки традиций, спокойнее относиться к особенностям друг друга, не клеймить, когда кто-то остаётся самим собой или придумывает что-то необычное. Так чего же я кидаюсь на всех и пытаюсь "строить", как древнее чудище, которое только что встало после тысячелетнего сна?"
Удаляясь, Кеша смаковал, как соберёт полкласса и поведает, как отожгла в очередной раз Марьиванна Штефановна, мир её кружевному воротничку.
___________________________________
С детства зарубила она на носу причину, которая толкнула выпускницу пединститута из старинного городка Мамрыдеева Марфу Аверьяновну искать работу в слишком далёком от родины западном регионе Розии, в посёлке Лесные Заводы, основанном на месте горстки деревень и хуторов, в которых до того лет сто почти никто не жил. Юную Марфу не манил морской климат или история древней земли. Будущая бабушка учительницы была ведома Чувством Долга. Впрочем, подобные чувства самостоятельно не нарождаются, но экскурс в историю Розии может затянуться и обернуться оскоминой. Любой при желании может открыть учебник самостоятельно. Если коротко, девушка выбрала один из малоохваченных плацдармов Родины, намереваясь приложить свои способности и энергию к превращению оного в требуемый цветущий сад. Только сама она в том саду прорасти не рассчитывала, поэтому жизнь выдалась больше похожей на зимнюю степь.
Школы на месте не оказалось, рабочие (десятков новых предприятий, что должны были обеспечивать и посёлок, и строящийся тут же город) своих детей тогда ещё с собой массово не привозили. Поэтому педагог сначала стала отличницей производства в ткацком цеху. Да. И однажды на торжественном собрании получила почётную грамоту и премию, которая превзошла все ожидания: преогромный рулон синтетического плотного трикотажа с большими цветами, немаркий, выполненный из стойких к истиранию и линьке волокон. Так что, умея делать всё и тем более шить, она знала, что кроме себя обеспечила одеждой до конца жизни детей и внуков.
А вот и дети: дочь Вилора. Прошло несколько лет, с ними прошли ткацкая фабрика и вечерняя школа, где Марфа Аверьяновна учила девушек-коллег розийской литературе. Теперь она – настоящий учитель, учит детей 9-12 лет, первая открытая в посёлке школа стала ей вторым домом. Кругом ширится и строится. Но на фотоальбом Марфы тех лет смотреть жалко: вот плохо напечатанный, да ещё как-то кривофигурно обрезанный снимок, где Вилора представлена свежевыпущенным из роддома свёртком, и вот она же лет четырёх, на коленях у мамы, с точно таким, как у неё, замкнуто-строгим лицом. Между этими фотографиями сантиметр вырванных листов. И далее только положенные официальные и групповые снимки, иногда из фотоателье.
Можно предположить, что Марфа использовала единственный выпавший в жизни шанс, чтобы обрести радость материнства и отец ребёнка даже не узнает о нём никогда – видно, что она не особенно красива, даже если сделать скидку на безграмотные фотографии. Но как вы могли подумать такое? Дитя рождено в законном браке и названо в честь отца.
Интеллигентность, добросовестность и хозяйственность Марфы приглянулись будущему мужу; о свадьбе есть заметка в газете… но вот едва пара лет, и Вилор переметнулся к развесёлой, неряшливой ткачихе-станочнице, самой худшей Марфиной бывшей ученице в вечёрке. Вдвоём они и укатили из нудного места с убогим бытом. Марфа ни разу не всплакнула на людях, никогда за пределами дома не посетовала на «козлиную» сущность мужского племени. Но ненависть выжгла остаток её жизни. Он предал не просто какую-то женщину в её лице, пусть даже и мать ребёнка. Он предал её идеалы и принципы. Захотел лёгкости бытия. Позарился на кудри белокурые. И все мужики его поддержали: ткачиха меньше напрягала, больше расслабляла. Женщины брали на вооружение её методы.
Значит, доченька Вилора, как отрастут немного мозги, начнёт подражать таким взрослым и ими воспитанными ровесницам. Надо предотвратить, пока есть время! Скромность! Дисциплина! Ответственность! Трудолюбие! Преемственность!
Их так и звали – Большая учительница и Маленькая. Вилора хвостиком шла за матерью, неся такую же стопку тетрадок для проверки. После того, как оценки детишкам были выставлены, проверка ждала её саму – стояла перед мамой, сидящей на стуле, и чётким, внятным голосом пересказывала задания, освещала школьные происшествия, а также свои поступки и мысли.
Этот ритуал сохранился и много лет спустя после того, как школу и даже институт она окончила: молодая учительница в платье из неистираемого и невыгораемого синтетического трикотажа стояла подле пожилой, заслуженной, в таком же платье с цветами, и отчитывалась в том, что не хочет быть похожей на своего отца и его пассию. Которую в глаза не видела, но наверняка понахваталась общественного её одобрения. Пожилая морщилась от раздражения, и к тридцати годам приискала дочери мужа.
Который с воплем сбежал примерно в ожидаемые сроки.
А на маленькую девочку, похожую на младшую из трёх матрёшек, обрушилась бремя под названием «дочь и внучка педагога» (должна быть примером!). Семья была – бабушка и мама. И девочка вела себя очень прилично.
Конечно, система клонирования в нестерильных условиях не могла не дать сбой. Величайшей дерзостью в жизни Вилоры Вилоровны было самостоятельно придумать дочке имя. Величайшая дерзость этой дочки, которая тридцать три года спустя стояла, переминаясь в неудобных новых сапогах в коридоре на перемене, дежуря во избежание агрессии и экспрессии учащихся, согласно решению педагогического совета… самое смелое, что сделала она в жизни – в двадцать лет без спроса вышла замуж за первого, кто, наполовину в шутку, позвал. Чётко понимая, что со всеми своими комплексами в противном случае обязана остаться одна.
Что вышло из этого, вспоминать невозможно. Марфа-младшая не успела испытать утроенной преподавательской тяжести. А её мама не сомневалась в вопросе, кто же свёл двух старших женщин в могилу. Она сама. Только она, лживая, со своим вторым дном, которое многие годы скрывала от них, усердно стараясь казаться той самой лучшей ученицей, чтобы не бросить на них порицающую тень.
окончание
@темы: книга 2, жизнь волшебная, вихрь над городом